Мой сайт

Редактор газеты «Хакасия»,

главный редактор и генеральный 

директор издательства «Март»,

корреспондент «Литературной Газеты» 

по Сибири,

автор нескольких книг и эссе о сибиряках

Альберт Урман

(Третья глава очерка)

2007 г.

«ГОРОД СОЛНЦА» В СИБИРСКОЙ ГЛУБИНКЕ

(ОБЩИНА ВИССАРИОНА ГЛАЗАМИ ЖУРНАЛИСТА)

3. НА ПОДСТУПАХ К САЯНАМ

"В этих местах уже выпал снег. Правда, еще не глубокий, но землю уже прикрыл. Хорошо накатанная шоссейка сначала шла по холмистой равнине, потом стала удаляться в горы. По обе стороны дороги в осеннем обнажении стояли березняки вперемешку с молодыми соснами.  Вскоре мы выехали к реке Кизир, быстрой, горной, с порогами и шиберами, крутыми разворотами и длинными галечными косами. При ярком солнце река казалась волшебной. По ней шла шуга. Льдины были еще не очень большими и непрочными, ударяясь друг о друга, они шелестели колючими иголками, разваливались на части. А между ними в холодной воде отражалось сочное голубое небо. Невозможно было просто проезжать такое зрелище.

Мы часто останавливались, любуясь и фотографируя то с высокого обрывистого берега, то спускаясь на какой-нибудь валун, далеко уходящий в реку. Всякая заводь поблескивала еще тонким, хрустально чистой прозрачности льдом, глядя на который так и хотелось удариться в детство и с разбегу прокатиться по его стеклянной глади до свежих, еще совсем непрочных торосов. Но детство осталось где-то далеко за плечами, а житейский опыт брал верх и подсказывал, что всякая шалость на такой реке чревата серьезными неприятностями. К счастью, это не вызывало огорчения. Суровая красота остроконечных заснеженных Саян, тянувшихся теперь непрерывной чередой по левую сторону реки, синеющие на их склонах хвойные леса, скалистый правый берег, вплотную к воде прижимающий дорогу,  - все это приятно будоражило душу, наполняло ее восторгом и какой-то необъяснимой гордостью за нашу необозримую Сибирь.

Мы щелкали затворами фотоаппаратов и радовались каждому удачному снимку, не замечая, как быстро садится солнце, и во все удаляющихся тенях блекнут скупые осенние краски.

После рассказов Симкина за наши две встречи с ним, после ранее прочитанного и услышанного об общине Виссариона, ничего особенного при встрече с жителями первой деревеньки Тюхтяты, где большинство – люд приезжий и верующий, я не обнаружил. Обыкновенные мужчины и женщины, веселые и шаловливые детишки. Правда, одежда у женщин не такая, как в городе. Они носят здесь длинные прямые юбки и в основном вязаные кофты. Почти не употребляют парфюмерию, а если и красятся, то самую малость и чтобы не броско. Есть и у мужчин свое кредо. Все они носят бороды, как военные – форму.  Одним это к лицу, особенно если борода густая, да еще с небольшой проседью. У других же на щеках, верхней губе и по шее разбросана хилая поросль, что называется, три волоска в два ряда. Это вызывает улыбку. Но это сущие мелочи. А в общем, как и говорил Симкин, люди действительно приветливые, готовые оказать вам всяческую помощь, не спрашивая, верующий ты или нет, приезжий или из соседней деревни. Позовут в дом, угостят, чем Бог послал.

Переночевав в Тюхтятах, мы с рассветом отправились дальше, в главный опорный пункт общины Виссариона, большое сибирское село Петропавловка, растянувшееся практически в одну широкую улицу по берегу таежной речки. Как и подобает в таких селах, улица утопает в грязи и ухабах, и какие бы не стояли на ней дома, пусть даже самой привлекательной архитектуры, вид от этой грязи село имеет мрачный и удручающий. А ведь могла деревенька быть удивительно красивой. Для этого у нее все имеется: хрустально чистая горная речка с мозаично-галичным дном, в заводях ее, как в зеркале, отражаются заснеженные вершины гор, а вокруг чудное разнолесье, где вековые березы соседствуют с остроконечными, разлапистыми темно-зелеными елями и рыжествольными соснами. Но так уж у нас в России повелось, что свое жилье мы способны сляпать как придется или даже поставить хорошо срубленный дом с резными ставнями и наличниками, обгородить в лучшем случаем его забором и палисадником, а уж по улице хоть на гусеничном тракторе пробирайся. Дальше своего порога нам ни до чего дела нет, там пусть мозгами шевелят те, кто называются властью.

Видимо, накануне собирался придать опрятность Петропавловке снег. Но лежал он к нашему приезду лишь по берегам реки и на полянах ее поймы, а в самой деревне остался только на северных склонах крыш, да в теневых местах по-сибирски огромных огородов. На островах и лесных полянах снег подтаял, образовав большие серо-желтые плешины пожухлой нескошенной травы. На проезжей части дорог его крепко размесили колеса автомобилей и телег, наделав при этом рытвин, заполненных мутной, холодной водой, местами вперемешку со льдинками.

Мы приехали в Петропавловку в половине восьмого утра, когда к двухэтажному Гостевому дому стекались мужчины и женщины. Они осторожно перешагивали лужи, обходили особо грязные места по траве, оскабливали обувь у крыльца, и, заходя на застекленную веранду, сразу разувались. Кто надевал на ноги вязаные тапочки, а кто ступал по хорошо промытым некрашеным половицам прямо в носках, тоже преимущественно самосвязанных, из шерстяной пряжи. Мужчины прямо у порога снимали головные уборы, женщины сбрасывали на плечи платки. И все сразу проходили в небольшой светлый зал, где вдоль стен стояли деревянные скамейки и почему-то два пианино. Стены в зале, как, впрочем, и во всем гостевом доме, были без штукатурки, но широкий кедровый брус мастера-плотники классно отфуговали, и он приятно желтел в утренних лучах солнца, наполняя все вокруг живым теплом. На стене справа висел портрет Виссариона, а прямо и слева – картины, картины, выполненные маслом, кажется, цветочные натюрморты.

Когда в зале и коридоре собралось много народа, и к людям вышел священнослужитель, я направился к выходу.

Сам Гостевой дом стоял на высоком месте, чуть в сторонке от Береговой улицы, а еще ближе к берегу, но почему-то в низинке виднелся причудливой архитектуры Храм. Он не был похож на православную церковь, но и ни в коем разе не примешь его за жилой дом, концертный зал или за что-то в этом роде. Остроконечным шпилем, как бы вырастающим над многочисленными пирамидальными выступами, покрытыми чешуйчатым образом деревянными дощечками, он устремлялся в небо. На самом кончике его красовался маленький куполок. И на нем – высокий крест, замкнутый в круге, символ Единой веры Последнего Завета.

А первый этаж образовывал восьмигранник. Над входом в это строение и над каждым окном красовались куполообразные «бочки». Забегая наперед, скажу, что такая своеобразная архитектура ритуальных домов в общине Виссариона встречается повсеместно. Она напоминает архитектуру Кижей и вообще русского севера, а здесь, в Сибири, необычна, свежа и очень хорошо вписывается в горно-таежный пейзаж новой Земли Обетованной. В Петропавловке это красивое деревянное сооружение называется Домом Благословения, и в нем в марте 1999 года провел встречу в честь открытия с жителями села Виссарион.

- Мы можем сейчас побывать на утреннем миропонимании, - сказал Симкин. – Проходит оно не в Храме, а здесь, в Гостевом доме. В храме по воскресеньям проводятся литургии. С последователями, как правило, встречается священнослужитель Сережа Чевалков. Вы его сейчас видели. Почему называю его так – вроде бы по-дружески? В этом есть одна особенность нашего бытия. У нас все братья и сестры, все живут в доверии, никто поэтому не называет по имени-отчеству, а по русскому обычаю мы обращаемся друг к другу на ты.

- Я думаю, что на молитву ходить не стоит, - сказал я. – Хотя вы-то с Вальдемиром можете и поприсутствовать. Я не знаю ваших молитв, а стоять сторонним наблюдателем как-то неудобно. Все-таки это таинство, ваше убеждение. А если вы останетесь со мной, то хотелось бы, Анатолий, чтобы ты немного рассказал об этом Сереже.

- О Чевалкове? С удовольствием, - сразу отозвался Симкин. – Очень интересная личность. Он не просто религиозный проповедник. Это – глубоко уважаемый в Петропавловке, да и в целом в общине человек. Был сначала старостой общины Единой веры, как бы приближенным последователем Учителя, а когда построили здесь вот Дом Благословения, стал священником.

Мы присели на скамейку невдалеке от крыльца. Солнце уже поднялось и над рекой потянулся туман.

- Сережа в прошлом был военным, - продолжал Симкин. – Среднюю школу он закончил в Новосибирске, в Академгородке, где проживали его родители. Поступил в Харьковское военное училище, закончил его с золотой медалью, служил в ракетной части на Урале. Все шло хорошо. Потом часть его расформировали и он оказался в Нижнем Тагиле. Встретился с большими трудностями. Дома почти не бывал, двое детей практически росли без отца.

- У него сын и дочь, так, кажется?

- Да. Вскоре ему удалось  поступить в Военную академию в Москве. Учеба давалась легко. Он много времени тратил на изучение философии, бывал в разных культурных центрах столицы, стал навещать христианские храмы. Заинтересовался теологией, стал изучать религиозную литературу, а когда увлекся спортом, восточными единоборствами, соприкоснулся с китайской философией, течением дзен. В голове получилась своего рода мешанина. Но Сережа продолжал изучать и военную науку. Академию он закончил так же, как и училище, с золотой медалью. Остался в аспирантуре, защитил кандидатскую диссертацию. Несколько лет преподавал в Академии.

- А когда же и как он пришел в религию?

- Всему свой черед, – поднял руку Анатолий. – Работая в Академии, Чевалков не оставлял и философии. Ему, как человеку пытливому, привыкшему все начатое доводить до логического конца, захотелось и здесь узнать как можно больше о смысле жизни, о духовном мире. Начал ходить в различные религиозные центры. Самым большим же толчком в его сознании послужил один случай. В Академии Сережа был занят разработкой доктрины защиты страны от новых перспективных видов оружия массового уничтожения. Для этого нужны были глубокие математические знания. Пришлось вникать в учение Энштейна. И тут он узнает, что великий математик был человеком верующим. В советской литературе никогда и ничего об этом не говорилось. А ведь именно Энштейн доказал научно существование Бога как единого творца всего сущего во вселенной.

- И что же, это сделало Чевалкова верующим?

- В какой-то мере да. Но не все в жизни происходит так просто. Сережа, как он сам выражается, шел к вере через разум. Прежде он перечитал кучу книг. У него проявились даже способности целительства. Он изучал духовные учения Раджи-иога и Брахма-кумарис,  Христианство и Ислам, различные восточные культы. Во всех этих религиозных направлениях он искал одно – чувственную сторону, духовную, присущую человеку. Как практик, как ученый, Чевалков соприкасался с разными религиозными течениями, вникал в их суть, и видел, что везде присутствует сознание с неограниченными возможностями образного восприятия мира. Но ведь мы же не просто созерцатели на Земле, пустые как барабан. Мы увиденный мир воспринимаем еще и сердцем, эмоционально. Посредством изучения различных религиозных направлений Сережа пришел к выводу, что везде Бог практически един, только проявляется по-разному. А где же тот философский камень, который на протяжении тысячелетий ищут все мудрецы мира?

- Ну и как, он нашел его?

- Да, нашел. А помог ему, как и всем нам, найти истину наш Учитель, Виссарион. Услышав однажды его выступление в Москве, Чевалков словно родился заново. Несколькими ключевыми истинами Виссарион выстраивает общую картину Мироздания, и все глобальные проблемы, как религий, так и философии, приобретают совершенно ясный и всем доступный характер.

- Анатолий, - перебил я Симкина, - ты уводишь меня в сторону. Я не могу, да и не собираюсь с тобой ни спорить, ни тем более углубляться в ваши тайны. Как Чевалков оказался здесь, в Сибири, в этой таежной глубинке?

- Так я же и говорю, все просто же, - нисколько не смутившись, ответил Симкин, - как и все мы, последователи Учителя. Поверив Виссариону в главном, то есть что Он не человек, а Посланник Бога на Земле, и Чевалков, и сотни, тысячи других захотели идти за Ним, быть ближе к Нему, изучать Его труды, слушать Его беседы, и строить Новый Мир и свои жизни в нем по новому образцу.

- Да-а... – глубокомысленно произнес я, понимая, что нужного мне разговора у нас с Симкиным не получится. – Однако мы здесь засиделись. Идемте в дом. Там, наверное, уже заканчивается богослужение.

- Миропонимание, - поправил меня Анатолий.

Мы зашли на веранду и разулись. В зале стояла тишина. Я потихоньку прошел к лестнице, ведущей на второй этаж, поднялся на несколько ступенек и присел. Последователи Виссариона стояли в круге, взявшись за руки, Они стояли молча с закрытыми глазами. В такой же позе, но посреди круга, находился и Чевалков. Вскоре они спели сообща какую-то молитву и, поклонившись, стали не спеша расходиться.

Я сразу же подошел к Чевалкову и представился.

- Приятно познакомиться, - улыбнувшись, подал он руку. – Чем могу служить?

- Небольшое интервью.

- Но только именно небольшое, - сразу же ответил Сергей. – Надеюсь, вы меня простите за это, но у меня весь день так расписан, что свободного времени практически нет до самого вечера. Присядем на скамейку прямо здесь. И я вас слушаю.

- Мне уже кое-что про вас рассказал Симкин, - заговорил я. – Но у меня есть ряд практических вопросов. Как давно вы здесь, в Петропавловке, проживаете?

- С середины девяностых. Мы жили в Москве, снимали комнату. У военных с постоянным местом жительства всегда проблема. До поступления в Академию сменили четырнадцать квартир! А тут закончил Академию, защитил диссертацию, стал преподавателем, а квартиры все не было. Сын и дочь уж стали взрослыми. А очередь на квартиру подвигается черепашьим шагом. Потом я решил уехать в Сибирь, к Виссариону. Сказал об этом Гале, то есть жене своей. Она это восприняла с болью в сердце.

- Конечно же, ей не хотелось ехать из столицы.

- Да. Но я уже не мог оставаться там. Меня влекло в Сибирь. И перед самым ответственным моментом, когда я собрался подавать рапорт об отставке, мне выдают ордер на трехкомнатную квартиру. Получили, заселились. Прожили в квартире три месяца, продали ее и приехали всей семьей сюда. Правда, дочь потом вернулась в Москву, она окончила институт, вышла замуж за военного и живет теперь там. А сын Саша живет и трудится вместе с нами.

- Вы сразу стали священником?

- Нет. Сначала Учитель попросил меня занять должность старосты. Людей приезжало сюда много. Их надо было встречать, размещать, оказывать всяческую помощь. Очень сложная была работа. Деревеньки здесь старенькие, жилья свободного практически нет, с продуктами питания тоже были серьезные затруднения. Да и сам опять оказался без квартиры. Только после того, как Учитель определил место для будущего города, начали строить свой дом. Заготавливали в тайге лес, рубили срубы, обустраивались на чистом месте. Но жили все приезжающие, в том числе и мы, очень интересно. Уставали физически, но по вечерам пели, плясали, сообща молились, слушали Виссариона, который всегда вселял в наше сознание и души добро, оптимизм, надежду и любовь к ближнему.

- Но говорят, что вы стали и очень уважаемым священником. Это трудно себе представить, но факт. Вчера вы были в погонах подполковника ПВО, а сегодня – в одеждах служителя культа.

- Сам я на такую должность не просился, - снова улыбнулся Сергей. – Так уж получилось, что Учитель предложил мне стать священнослужителем. Стараюсь исполнить это поручение добросовестно и с душой...    Но, однако, у меня уже не остается времени. Я должен провести ряд встреч в Петропавловке, затем поехать в Черемшанку. Вы побывайте в нашем медицинском центре. Он здесь, на втором этаже. Поговорите с последователями. А в четыре часа можем встретиться в Черемшанке на совете культуры. Анатолий Симкин вам покажет, где это будет проходить. Мы сегодня собираемся на квартире у Ларисы Оболенской и Наташи Фельцер. Очень интересные женщины. Обе профессиональные артистки, живут в общине не первый год. Извините, я с вами не прощаюсь, но сейчас мне пора идти. 

Не хотелось расставаться, потому что Сергей Чевалков оказался тем человеком, как мне думалось, который многое может рассказать о людях из общины, и особенно из самого города Солнца, построенного километров за пятьдесят отсюда, у подножья горы Сухья, в долине озера Тиберкуль...

Однако всему свой черед. Мы побывали на втором этаже Гостевого дома, в информационно-аналитическом центре, где за компьютерами работали молодые парни, и в медицинском центре. Всему этому можно удивляться и широко раскрыв глаза восклицать: «Неужели! В такой таежной глубинке, в северной части Восточных Саян, куда еще совсем недавно проникали старообрядцы да охотники, стоит современная вычислительная техника, на которой работают люди с учеными степенями, а в амбулатории ведут прием опытнейшие доктора? Да это блеф какой-то, розыгрыш!..»

А вот нет. Все это наяву, все это реально, и здесь, в Петропавловке, так же обыденно и привычно, как в том же Абакане или Москве.

Мы встретились с доктором Хреновым. Он возглавляет медицинский центр в Петропавловке. Правда, в амбулатории мы его не застали, зато увидели на улице, пригласили в свою машину.

- Если подвезете в Черемшанку, буду вам безмерно благодарен, - сказал он. – Позвонили оттуда, женщина заболела, а наша машина скорой помощи утром уехала в Гуляевку.

- А кроме вас некому в Черемшанку съездить?

- Почему? Есть кому. В нашем медицинском центре работает девять докторов различных профилей. Есть свой хирург. Работаем мы и в тесном контакте с экстрасенсами, народными целителями, и у нас нет друг к другу ни антагонизма, ни вражды. Природа дала человеку возможность для самоисцеления, так почему этим надо пренебрегать? Вы спрашиваете, почему я иду на прием? Все доктора с утра заняты с больными, а я оказался свободен, вот и пошел в Черемшанку. Здесь ведь недалеко. Если не подвезут, так пешком прогуляюсь. Тоже полезно.

- А как же обстоят дела с медицинским обслуживанием в городе Солнца? Туда пешочком не убежишь.

- И не надо. Там есть свои доктора. Хочу сказать вам, что у нас болеют гораздо меньше и реже, чем в миру. Здоровью людей мы уделяем большое внимание, но это не за счет медикаментозного вмешательства, а в основном за счет образа жизни. В Книге Основ Виссарион говорит: «Не поддерживая должным образом плоть, не познаешь истинных способностей ее. Не познав истинности плоти, много времени потратишь на ее излечение. Растрачивая время на поддержание жития плоти, не успеешь отстроить Храм души». По статистике в общине Виссариона люди в шесть-семь раз меньше болеют, чем в том же Курагинском, Каратузском, Идринском, Минусинском районах, прирост населения за счет рождаемости у нас почти в десять раз выше, детская смертность зарегистрирована, к примеру, в прошлом году только в трех случаях. Один ребенок погиб по оплошности взрослых, а два – при рождении. Сама атмосфера, духовный климат общины не позволяет нашим людям болеть. У последователей Виссариона всегда хорошее настроение, светлые помыслы, доброжелательность, всегда улыбка на лице. Скажу как доктор, это – главное лекарство.

В дальнейшем я убедился, что здоровью в деревнях, где проживают люди Единой веры, придается большое значение."

Друзья, чтобы прочесть очерк до конца, необходимо связаться с автором Альбертом Урманом. Обращайтесь с этой просьбой по почте sibir-live@list.ru

Андрей Фермер.